«Почему я не имею права двигаться, как я хочу?» О чём думает Ксения Каплун, когда остается наедине с собой

Откровенное интервью с руководителем танцевального коллектива «Чердак» и актрисой театра «Провинциальные танцы».

— Я была абсолютно посредственным ребенком и совсем не планировала связывать жизнь с хореографией, — говорит Ксения Каплун и, глядя на неё сегодня, в эти слова верится с трудом. Ревда знает ее как хореографа, руководителя танцевального коллектива «Чердак», актрису театра «Провинциальные танцы». — Просто в меня поверили и дали шанс. Сейчас я делаю то же самое со своими детьми: верю в них и даю шансы найти себя в танце.

С 5 лет Ксения танцевала во Дворце культуры у Светланы Курышевой в студии «Разноцветное ассорти».

— До 13 лет чаще стояла «на последней линии», возле кулис. А потом что-то произошло, какой-то отклик, меня стали замечать, давать сольные партии. После девятого класса пошла в педколледж учиться на преподавателя иностранных языков. Так сказать, по стопам родителей: мама преподает французский, папа — лингвист.

Идея, что Ксении нужно участвовать в конкурсе «Стиль УГМК», появилась у Марины Ребицкой. Сделали сольный номер, заняли второе место.

— В жюри был Лев Шульман — влиятельный человек в области современного танца в нашем регионе в то время, декан факультета современного танца при гуманитарном университете, первый человек, который в Екатеринбург привозил иностранных танцовщиков для мастер-классов. Он мне дал спецприз от себя лично: двухнедельные мастер-классы с джазовым танцовщиком из Америки. Позвал маму мою на встречу и говорит: «Не знаю, что вы там думаете, но если не отдадите дочь в хореографию, это будет преступление перед ее жизнью».

Ксения ушла из педколледжа, в мае подала документы в 4-ю школу, экстерном сдала экзамены за 11 класс и поступила на факультет современного танца при Гуманитарном университете.

— Мир перевернулся?

— Все перевернулось. За неделю решилось все. До свидания, иностранный, здравствуй танец. Я даже не понимала, хочу этого, или нет. Просто в меня поверил человек, дал шанс. Обучение было платным, достаточно дорогим на тот момент, 70 тысяч в год. Папа умер, у мамы нас трое. Понятно, какая ситуация в семье. Мама тоже поверила. Хотя раньше говорила, что хореографией на хлеб с маслом не заработаешь.

— Да… Не педагог.

— Это стереотип. Хороший танцовщик обладает недюжинным умом, особенно танцовщик современного танца. Я проучилась 7 месяцев, и… мама «задохнулась» финансово. Занятия с 7 утра до 10 вечера, возможности подрабатывать нет, список спецформы огромный. Решила перевестись в колледж искусств и культуры на отделение «народное художественное творчество, руководитель танцевального коллектива». Но меня готовы были туда взять только на следующий год. Дождалась. Поступила. Проучилась два года и у меня выпала коленная чашечка.

— Вы не расценивали это как знаки?

— Тогда нет. Тогда просто травма. Танец ведь травмоопасный вид искусства. В первый раз это случилось еще на сцене Дворца культуры. Подвывих, начальный этап. Меня на скорой привезли со сцены. Врач говорит: девочка, ты хочешь на инвалидной коляске ездить? Тогда продолжай танцевать. И пишет мне в 15 лет: категорическое запрещение танцев. Потом она еще несколько раз выпадала, а тут выпала конкретно. Меня на руки и снова в приемник. Гипс-лангета на всю ногу на полтора месяца. Восстановление полгода. Но училище я все-таки окончила. Тогда значение образования было другое, без диплома было страшнее, чем сейчас. Амбиций масса, все сцены открыты. И тут появляется Светлана Николаевна Курышева и говорит: Ксюша, мне некому отдать коллектив, возьми. Моя младшая сестра занималась у Светланы Николаевны. Только ради нее я согласилась. Она была и есть талантливая, у нее потрясающее тело, в отличие от меня. Одаренный ребенок от бога, единицы таких людей.

— Так и начался «Чердак»?

— Да. Помню первый день, пришла вся такая в образе, смотрю на репетицию и думаю: какой ужас, что с ними делать… Амбиции ведь после училища, меня учили по-другому. Год с ними отзанималась, поехали на конкурс в Сочи. Я 21-летняя и 20 детей. Это была школа жизни. За 21 день зашла в море один раз, на 30 секунд по колено. Это был ужас, постоянно что-то случалось, я рыдала по ночам. Все круги ада были пройдены в этой поездке. Но мы с детьми стали одним организмом в плане веры в друг друга и доверия. И конкурс тот мы выиграли.

— Название коллектива с «Разноцветного ассорти» на «Чердак» сразу сменили? Почему именно «Чердак»?

— Детские ассоциации с этим словом. Бабушка жила в деревне в Красноуральске, там было много старых заброшенных домов, почему-то с оставленными вещами. Мы с детьми там играли. И это был целый мир. Я даже не помню, как я в куклы играла, мы играли только так: бытовыми вещами, мир наделяли другими смыслами и свойствами. И чердак для меня — какое-то волшебное место, в которое ребенок может прийти. Это уединение, это твой особенный мир, чердак ближе к звездам.

— Современное искусство в провинции прижилось не сразу?

— Нас долго никто не принимал. Было очень много нападок, они продолжались на протяжении лет 7-8 существования коллектива. Это не обыватели, не простой зритель, а мои коллеги, которые открыто говорили: что это за половые танцы, кому это надо ваше современное искусство. Только почему искусство должно быть однообразным? Почему я не имею права двигаться, как я хочу? Меня в какой-то момент настолько загнобили, что я стала сомневаться в правильности выбора. Но на очередном конкурсе встретилась со своими мастерами — Сергеем Смирновым и Ашотом Назаретяном. Они сказали, что у меня есть свой почерк и свой стиль. И чтобы шла согласно выбранному пути и не слушала никого. Эти слова до сих пор мой маяк.

— Как получилось, что Ксения из руководителя «Чердака» стала самостоятельной творческой единицей, попала в «Провинциальные танцы»?

— В театр сначала взяли моего мужа Олега. Это уровень мастерства выше облаков, межгалактический на тот момент для меня. Помню, когда была студенткой, нам разрешили купить за 100 рублей билет и посмотреть спектакль, сидя на лесенке. «Провинциальные танцы» давали спектакль «После вовлеченности. Диптих. Часть 2». Я сидела и думала: можно мне хотя бы по сцене рядом с ними пройти? И вот спустя 6 лет после училища я стою на сцене ТЮЗа за занавесом в этом спектакле. Это моя первая премьера. Это чудо. Занавесу открываться, а у меня слезы градом от понимания, что все реально. В общем, Олега взяли, и я попросилась просто ходить на уроки. Руководитель предложила учить репертуар. Полтора года я учила репертуар, несколько раз говорила, что с меня хватит, потому что не берут и не берут. Все иллюзии, что талантливая и одаренная, рухнули враз. Но меня почему-то не отпускали. Когда одна из девушек ушла в декрет, мне дали шанс стать в репертуар. В театре я начала заниматься йогой и благодаря йоге восстановила ногу, она меня вообще не беспокоила. В театре началась другая жизнь, это стало смыслом.

— Это равные половины: Ксения-танцовщица и Ксения-педагог?

— Сейчас — да. Но были жесткие перекосы. Меня в сторону детей бросало, отрезала историю с театром. Потому что танцевать вечно ты не будешь, мне уже 34 на секундочку, а в голове еще 25. Хотя возраст в современном танце — расплывчатый момент, за границей люди и в 50 выходят на сцену, и они потрясающие. В современном танце нет ограничения по возрасту, но мы живем в России, а не в Европе.

— Не было творческой зависти к супругу?

— Была. Но я приняла осознанное решение, что он — гений, а я — посредственность. В паре кто-то должен быть гением, а кто-то служить гению. И это стало началом конца. Представьте, мы работали в Большом театре, жили в Мариотте, вроде бы для девочки из Ревды это должно иметь значение. И как раз в этот период мы развелись. Мир рухнул. Сказать, что я была никем — ничего не сказать. Я вернулась в Ревду, садилась на стул перед детьми, 50 кг веса при росте 170 см понимала, что я ничего не умею, мне нечему научить детей, нечего им дать, я пустая, без него не могу ничего. Дети меня просто брали и тормошили, обнимали, целовали, что-то предлагали, Прошел год, я начала выходить из этого состояния, начала понимать: «Коллектив кто организовал? Кто выигрывал конкурсы? Кто учил детей? Так может я что-то стою?». Мы поставили «Снежную королеву». Получился очень хороший, на мой взгляд, спектакль. После этого я начала возвращаться к себе.

— Прийти танцевать в «Чердак» может любой ребенок?

— Конечно. У каждого ребенка есть абсолютный шанс и каждый ребенок в определенное время раскрывается. Кто я такая, чтобы лишить шанса? Меня никто ведь никто его не лишал. Даже раньше, когда были якобы отборы в «Чердак», я брала всех, мне хотелось понять общий срез, какие дети в Ревде, молодая была, опыта не было, хотела посмотреть, с чем работать. Но ни одному не отказала.

— Ксения Каплун — строгий педагог?

— Сейчас не такой, как раньше. Раньше я была истеричный педагог, потому что так учили в колледже. Переняла эту модель, и мне казалось, что это единственный правильный момент — муштра, ор, подавление. Сейчас у нас с детьми доверительные отношения в творческом плане. У нас есть субординация, но и при этом большая любовь друг к другу. Потому что я люблю себя, танец в себе, уважаю знания, которые есть, и хочу поделиться. Я убеждена в том, что посредством тела ты развиваешь сознание. Смотрю и понимаю, что дети умнее во многих моментах, я учусь у них постоянно.

— Недавно вы открыли собственную студию. Как и почему возникла эта идея?

— Работа во Дворце загоняет в рамки. Есть масса мероприятий, которые мы должны делать, но нет времени для собственного полета, для подготовки детей. Подготовка – это технические классы, то, в каком виде ребенок выходит на сцену, в каком состоянии у него спина, стопы и шея.

Почему танцовщик учится 10 лет в балетном училище? Он не выступает, он учится, учит тело каждый день с утра и до вечера. А мы не можем это делать, потому что мы не профильное учреждение, мы Дворец культуры. Но мне хочется растить грамотных, физически воспитанных детей, детально проработанных, мне хочется работать с телом. В рамках маленькой группы, когда ты можешь каждому уделить внимание, каждого потрогать, можешь каждому не слова сказать, а подойти и своей рукой помочь где-то. Вот, зачем нужна студия, прежде всего.

В России нет образования для детей в области современного танца, это большая проблема, в театры приходят неготовые люди. Они закончили институты, но телесно не готовы к работе в театре. Именно работа в профессиональном театре дала мне понять, как нужно учить детей, как развивать.

— Нет ощущения, что много на себя берете?

— Есть страх, что не справлюсь, что не хватит времени. Есть временные опасения, что от своей жизни откусываю сильно. Но в профессиональном плане я понимаю, куда идти и к чему стремиться. Почему надо окрашивать все в черное и белое? Пока я здесь, могу каждый день делиться собой и своими знаниями, умениями, любовью к детям. Здесь и сейчас. Этот период может быть два года, может быть 10 лет. Почему я должна упускать сегодня, думая о завтра? Пока я здесь, я хочу продолжать. Не думаю, что это миссионерство, таков мой выбор. Я люблю смотреть на детей, когда они выходят на сцену, работают как профессионалы в свои 14-15 лет.

У меня знаете, какая мечта? Создать в городе арт-пространство: школу и театр. Детский репертуарный театр, который ежемесячно показывает спектакли: танцевальные спектакли, игровые, обмен опытом с другими регионами… Пойти дальше, объединив музыку, живопись, танец, театр и слово.

— Альтернатива Дворцу?

— Дворец культуры профильный, у него есть свой путь, а мне интересно именно продвижение современного искусства. Меня в последнее время одна фраза очень радует: искусство не должно нравиться. С чего мы взяли, что оно должно только веселить и развлекать? А почему не подумать после спектакля, почему не агрессия или отвращение к тому, что происходило на сцене? Это тоже эмоция.

Современное искусство — то, что происходит сейчас, то, в чем живем мы. Я не говорю, что это конкурент Дворцу, альтернатива Дворцу, это просто другое место. Совершенно с другой направленностью, где будет место поиску. Вот чего мне во Дворце не хватает — процесса. У меня нет времени «пощупать» детей, залезть внутрь, покопаться в их состояниях, ощущениях, узнать, как они чувствуют мир. Постоянно нужно выдавать результат, делать постановки, ставить спектакли. Это тоже здорово, но хочется развития. Это для Ревды непривычные вещи, а в профессиональной среде это нормальная история. В России, в Европе этому дети учатся с детства, в Америке этому учатся с детства. И сейчас в Москве, я подписалась на несколько детских танцевальных школ, просто потрясающих.

У нас есть убеждение, если Каплун руководитель «Чердака», надо, чтобы все дети занимались с Каплун. А почему? Каплун научит говорить на своем языке, потом кто-то другой научит на своем, и ваш ребенок будет полиглотом. Я, например, не умею танцевать хип-хоп. А мои дети танцуют, потому что я привозила людей, которые профильно занимаются уличными танцами. Егор Хлебников, который сейчас с Нилетто работает два года еженедельно занимался с моими ребятами.

— Многие говорят, что 2020 год заставил их многое переосмыслить. Когда случилась пандемия, не было ли ощущения, что надо остановиться вообще? Ведь танцы онлайн — профанация.

— У меня это еще до пандемии случилось, когда в очередной раз порвалось колено. Эта история заняла два года: операция, замена связки, резекция мениска. Долго, неприятно. Никогда не забуду момент: приехала от врача на костылях в ЦК «Урал», где мы с театром репетируем, а подняться по лестнице не могу. Минут сорок шла пролет, поднялась до площадки, а на последней лесенке падают костыли и — вниз съезжают. В такой момент ты задумываешься, а стоит ли это все тебя? Кому ты сейчас нужен? Было полтора года тяжелейшего принятия того, что я могу и не танцевать. Если всего этого не будет, то кто ты? Я не ругаю себя за то, что много лет посвятила этому, ушла с головой от и до, но другой жизни нет.

Я благодарна травме, нужно было остановиться и подумать, что для чего и куда. Карантин — продолжение травмы. Я приняла тот факт, что могу не учить, не танцевать, не ставить. Что можно найти себя в других проявлениях. А почему бы не пойти и не выучиться на пилатес, почему бы не углубиться в йогу? Это тоже работа с телом. Раньше я вообще в эту сторону не смотрела, мне казалось это скучным. Сейчас я понимаю, насколько это вообще ценный опыт, как здорово, когда ты можешь помочь человеку. Я думаю, что это какой-то следующий этап для меня. И — ни от чего не открещиваюсь, ничего не исключаю.

Фотографии предоставлены Ксенией Каплун.