Жизнь и смерть в «красной зоне». Репортаж из реанимации ковидного госпиталя в Ревде
Именно здесь разворачивается самая серьезная война с коронавирусом
Реанимация — самая «горячая» точка борьбы с коронавирусом. Здесь лежат тяжелобольные пациенты, на ИВЛ. Здесь каждый день врачи бьются за их жизни. И иногда в этой битве проигрывают. Заведующая реанимационным отделением РГБ Елена Некрасова рассказала и показала, что происходит сегодня в «красной зоне».
Длинный безлюдный коридор. С первой же секунды, когда за твоей спиной захлопывается дверь «чистой зоны», накатывает чувство тревоги. Какое-то беспокойство, не имеющее ничего общего со страхом. Это, скорее, понимание того, что именно здесь разворачивается самая серьезная война с коронавирусом. Сюда входят либо те, кто жизни спасает, либо те, кого спасать нужно.
— К нам в отделение попадают самые тяжелые пациенты, — рассказывает заведующая реанимацией Елена Некрасова. — Сейчас у нас лечатся девять человек. Наша реанимация рассчитана на шесть коек. Но здесь сделали хороший ремонт, и появилась возможность развернуть еще три койки. Тем более, в этом есть необходимость. Есть девять аппаратов ИВЛ, к ним подключены сейчас семь человек.
— Пациенты какого возраста обычно попадают в реанимацию?
— Самому молодому, на сегодняшний день, 47 лет. У нас был 28-летний молодой человек со 100-процентным поражением легких. Он выкарабкался, молодец. Самая пожилая женщина за всю историю ковида — 90 лет. Бабушка тоже справилась, это очень приятно, мы ее недавно выписали домой. Вот есть пациенты, которые борются! Одна женщина лежала в реанимации практически месяц. Она говорила: «Что я должна сделать, чтобы поправиться?» И выполняла неукоснительно все наши рекомендации. Один из методов лечения — положение на животе. Когда человек лежит на спине, пораженные легкие сдавливаются, они в съеженном состоянии, и образуются фиброзы. А когда лежишь на животе, ты хоть сколько-то даешь им расправиться.
— Это как с мокрой тряпкой? Если она скомкана, будет долго сохнуть?
— Все верно. И вот женщина прямо боролась за жизнь. Надо на живот — перевернется, надо дышать, надо ингаляцию, все делала. Она один из героев, которым я восхищаюсь. Давно было сказано, что борются всегда трое — пациент, врач и болезнь. И всегда двое побеждают одного. Но, смотря с кем объединишься. Если врач с пациентом будут в одну сторону смотреть, то победят вирус. А если пациент с болезнью сроднился, лапки склеил, то врачу эту ситуацию не переломить.
Палата реанимации — большое светлое помещение, разделенное на три отсека прозрачными стенами. В каждом — по два-три пациента. В момент, когда врачи и медсестры не разговаривают друг с другом или с пациентами, наступает жуткая тишина. Она методично прерывается пиканьем аппаратов, стуком механизмов ИВЛ и тяжелыми, глубокими вздохами больных. Большинство пациентов спят или находятся без сознания.
— В эту пандемию мы переводим на ИВЛ, в основном, тех, кто в сознании, — объясняет Елена Некрасова. — Объясняем, что сейчас введем вас в сон, заведем трубочку в горло, через нее за вас будет дышать машина. Нужно понимать, что ИВЛ — это не лечение, а костыль. Так мы даем организму возможность справиться с вирусом. Это протезирование жизненных функций. Мы в спокойном состоянии делаем 8-9 вдохов и выдохов в минуту. На аппарате выставляем 14-16 вдохов. А когда у человека с ковидом одышка, он делает до 40 вдохов в минуту! Поэтому и приходится переводить больных на ИВЛ, чтобы клетки получали кислород и продолжали дышать.
— Чем лечат больных ковидом в реанимации?
— В первую очередь, это противовирусная терапия. Даем пациентам новый препарат коронавир. Он, кстати, довольно эффективный. Проводим переливание антиковидной плазмы. Эффект ощутим. Пациенты говорят, что после трансфузии прямо легче дышать становится. Если к болезни присоединяется бактериальная инфекция, даем антибиотики. И обязательно всем ставим препараты, разжижающие кровь.
— Много людей уже прошло через реанимационное отделение?
— С марта месяца 153 человека. В среднем люди лежат 10 дней. Чаще всего у нас разом освобождается по две-три койки. Это пациенты либо снялись с аппарата, либо умерли. Койка освободилась, и уже есть больные, которые на нее лягут. Вчера по всей больнице я посмотрела 12 пациентов. Два места было, двух перевели в реанимацию. Есть еще 10, которые пока не нуждаются в ИВЛ. Но они достаточно тяжелые. С ними, помимо лечения, проводим психотерапию. Поговорим, поддержим, переложим на живот. Это важно, потому что с этой болезнью надо бороться головой.
В отделении работает девять врачей-реаниматологов. В смену — двое. Еще три медсестры и младшая медсестра. Работа есть всегда. Кого-то перевернуть, кому-то что-то заменить. Например, эндотрахиальную трубку на трахиостамическую. Чтобы трубка изо рта не торчала и шла напрямую из шеи. А это уже целая операция. И тут врачам реанимации помогают хирурги.
На лицах тех, кто в сознании, сложно что-то прочитать. И уж тем более понять, что у них сейчас творится на душе.
— У них и спросить об этом невозможно, они не могут говорить, — пожимает плечами Елена Александровна. — Голосовая щель не работает, потому что воздух идет через другое место. Они нам пишут записки: хочу творог, хочу чай с сахаром.
— Когда только поступают сюда, какое у них эмоциональное состояние? Плачут?
— Никто не плачет. Все адекватно оценивают обстановку. Неадекватно реагируют там, — завотделением кивнула в сторону госпиталя, поликлиники, города. — А здесь уже всё. Попали и попали.
— С чего начинается утро заведующей реанимацией?
— Я отправляю мониторинг в Центр медицины катастроф. Составляю и отправляю запрос в Федеральный консультативный центр в Москве. Описываю, как заболел пациент, что получает, какие показатели, что в анализах. Они присылают мне рекомендации — что поменять, на что обратить внимание. Там же доктора медицинских наук. То есть, по всем пациентам, которые прошли через реанимацию, получена консультация в московском центре. Ну а после «красной зоны» я прохожу по всей больнице, осматриваю тяжелых пациентов.
— Какие люди болеют тяжелее всего?
— Кому 60-70 лет. Потому что к этому возрасту люди набрали груз сопутствующих патологий. Сахарный диабет, гипертония, ожирение — вот эти «три кита», на которых коронавирус с удовольствием «селится» и поражает их. И часто бывает, что все эти три составляющие случаются у одного человека.
— Как морально восприняли вторую волну?
— Когда нам сказали, что в октябре снова переходим в режим ковидного госпиталя, первая мысль была — мы еще не оплакали тех, кого потеряли летом. Обычно у нас работа такая — привозят человека, особенно после плановой операции, он переночевал, мы понаблюдали, все стабилизировалось, переводим в общую палату. А сейчас у нас лежат две-три недели. Мы их всех знаем. Это... эмоциональные качели. От надежды до «всё, не могу больше». К людям привязываешься, работаешь с ними бок о бок. И вдруг что-то случается…
— Обычно, резко?
— Нет, не резко. Чаще всего, это ожидаемо. Но все равно. Когда пациент умирает — это больно, обидно. К этому никогда нельзя быть готовым. Понятно, что мы иногда черствеем, по-другому нельзя. Иначе выгоришь морально и не сможешь работать. Но есть пациенты, которые прямо в душу запали.
— Большой процент тех, кто погиб от коронавиурса в реанимации?
— Месяц назад я подсчитывала. Там у нас был достаточно хороший процент выживаемости. Только 37% летальности. Но сейчас людей погибает больше.
— Выходя после работы на улицу, заходя в магазин, видя людей без масок, о чем вы думаете?
— Мне их жаль, потому что они не верят в коронавирус и показывают свое красивое лицо. К сожалению, это красивое лицо мы потом можем в реанимации увидеть. Может, они уже переболели, но иммунитет все равно не вечный.
С начала пандемии никто из реанимационной бригады РГБ не ушел с работы. Хотя некоторые переболели ковидом. В том числе, сама Елена Некрасова. И это несмотря на то, что врачи серьезно экипируются и в обычной жизни носят СИЗы. К костюмам и респираторам врачи относятся как к повседневной одежде. Помнится, по началу она доставляла много неудобств. «Жить захочешь — привыкнешь», — говорят они.
Вчера поступил новый пациент. У мужчины взяли анализ на насыщение крови кислородом, уровень низкий, положительной динамики нет. Придется подключать к ИВЛ. Впереди операция, у врачей много работы.
Мы выходим в шлюз. Там нас обрабатывают «пушкой» — такой пульверизатор с дезсредствами. В нужном порядке снимаем костюмы, некоторое время стоим под ультрафиолетовой лампой, не меньше пяти минут. И покидаем «красную зону». Где остаются те, кого коронавирус подтолкнул к грани между жизнью и смертью. И те, кто помогает больным сделать несколько шагов назад от этой грани.
Ну а ты, выходя в «чистую зону», с уже совершенно другим чувством натягиваешь новую маску на лицо. Возможно, она единственное, что отделяет тебя от ковидного госпиталя.
Кстати
Акция #ЩедрыйВторник в этом году посвящена врачам. #ЩедрыйВторник — это Международный день благотворительности. В Ревде он организован администрацией города и общественной организацией «Остров Доброй Надежды». В этом году #ЩедрыйВторник состоится 1 декабря и будет посвящен врачам. Вы можете поблагодарить медицинских работников разными способами. Например, разместив на своих страницах в соцсетях рисунки, песни или стихи, видеообращения под хэштэгом #РевдаЩедрыйВторник. Добрые послания обязательно будут переданы адресатам и станут важной поддержкой для них в этот непростой период.